С Володей Высоцким мы познакомились так. Я ехал на машине по нашей улице Телевидения. Вижу: стоит парень с гитарой. Предлагаю: «Вас подвезти?» А в машине выясняется, что мы живем рядом наши дома напротив.
Было время, когда мы общались практически каждый день, и тогда я, конечно, хорошо знал Володю. Он бывал очень разным. Мог быть нежнейшим человеком, а через некоторое время вдруг становился жестоким, а бывал трогательно заботливым ну, просто до слез.
Физически Володя был невероятно здоров! Он действительно мог не спать ночами. Я уставал, мог задремать, уснуть, он работал. От него никогда не приходилось слышать: «Я устал». Никогда!
Рядом с нашими домами, через детский сад, жил Гена Шпаликов, с которым чуть позже мы начали общаться. У Высоцкого и Шпаликова, кажется, отдельных дружеских отношений не было, но они часто совпадали в общем кругу. Вспоминаю, что, когда приехал Хилькевич это был период «Опасных гастролей», была большая совместная компания. Одно время Гена рисовал помню, он сделал портрет Людмилы Абрамовой.
Она Володю обожала, формировала его: разыскивала какие-то серьезные книги... А у Володи уже началась неупорядоченная кино-гастрольная жизнь. И рядом с Володей Люся мне представляется глубоко трагическим человеком во всяком случае, тогда я так считал.
Какое это уже далекое время! Но все было в первый раз и все было интересно. Тогда Володя просто обожал приходить к друзьям и петь новые песни. Я довольно часто оказывался свидетелем того, как он вечерами сидит в маленькой кухоньке, что-то пишет, а в руках гитара. Тут же показывал какие-то новые куски, пробовал варианты...
Потом у меня появился магнитофон «Грюндиг», очень хороший по тем временам. Володя часто его брал, записывал свои песни. Это был примерно 19671969 год, достаточно ранние записи. Они сохранились.
Детали? Ну, например, я спрашивал про «желтое в тарелке». Володя сказал, что это консервированные апельсины: на этикетке дольки лежали на тарелке. За чем тогда гонялись приезжие? за апельсинами.
Володя уже работал в Театре на Таганке, тогда он энергично тащил меня туда делать декорации. Одно время сам хотел рисовать, но мне так тогда казалось это не было серьезным проектом.
С актерами Таганки я общался мало, но знаю, что Валера Золотухин всегда был искренним по отношению к Володе, всегда переживал за него. И, как мне представляется, Валера человек совестливый. Может быть, он сделал неверный шаг и вот теперь мучается.
Как-то Володя пришел из театра немного обиженный:
Ну почему они так? Мне сегодня Алла Демидова говорила, что я своими песнями добиваюсь дешевого успеха, да еще деньги получаю за это.
Помню ругательную статью в «Советской России». Володя ее носил всем показывал, возмущался!..
И это было время, когда он очень хотел добиться хоть какого-то признания... У меня был старинный пистолет настоящий «Лепарж». Володя уговорил подарить его одному известному кинорежиссеру-коллекционеру. В очень слабой надежде, что его будут снимать. И хоть бы кто помог ему! Все обещали, но никто ничего не делал.
Вот что еще вспоминается. Володя написал детскую поэму. И мы носили ее в издательство «Детская литература», где я тогда работал художником. Володя показал свою поэму редактору Светлане Николаевне Боярской. Читал он очень здорово! И у всех осталось очень хорошее впечатление. Но дня через три Светлана Николаевна, немного смущаясь, сказала мне, что она прочитала текст и когда это напечатано, то ей показалось, что поэма гораздо слабее...
...Однажды Володя приходит ко мне очень веселенький.
Я «развязал»!
А что ты такой радостный?
Ты же не знаешь, какой я хороший, когда «развяжу».
Тогда я только слышал от Люси, как тяжело это у него бывало. Мы поехали по друзьям и началось... Целая неделя! Я старался потихоньку его «выводить»: пивной бар, потом баня. Бесполезно. Через неделю Володя, наконец, говорит
Все, завязываю. Вот три бутылки коньяка по одной в день и все!
Я поверил. Вечером прихожу к нему все три бутылки пусты, а Володя в тяжелейшем состоянии. Все это кончилось больницей...